Рё раскаивался.
Такое случалось нечасто.
Может, оттого, что сейчас случилось именно это, оно случилось с таким размахом.
Он так раскаивался!
И у него не было ни малейшей идеи, что с этим делать.
Он увидел, как к концу дня начало таять вымученное актёрское мастерство Каме, и итальянский режиссёр с шикарным кожаным ремнём на пузе, который уж точно собаку съел в области жесткой диктатуры, наверно, за долю секунды решил сыграть финальный аккорд этого съёмочного дня: он был слегка груб, весьма развращён, пугающе интеллигентен. Конечно, ему нравились вибрации, которые исходили от ранимого Каме на экране, но его идол нужен был ему более менее целым и невредимым и завтра, и послезавтра, и вообще, на протяжении всех съёмок. Рё был уверен, что если ему понадобится, чтобы Каме погиб окончательно, он устроит это без тени малейших сомнений.
Просто он запланировал это на десерт.
Убийство.
Хотя кто он, чтобы критиковать? А? Кто?
Не тот ли он Нишикидо Рё, который единолично отвечает за падение крепости, которую Каме так старательно возводил? И разве ему не было забавно на это смотреть?
Разве не это, в конце концов, привело к небольшому прорыву основных инстинктов сегодня в подвале?
И разве сейчас он не чувствует необъяснимой гордости от того, что вина его и только его?
О да, ещё как чувствует.
Разве что сейчас Каме погибал где-то там, в этом дурацком незнакомом городишке. И где это «где-то»? У Рё не было ни малейшей идеи на этот счёт, так что он не мог просто подойти к Каме как вспыльчивый хулиган, схватить за руку, подавить любые попытки сопротивления просто силой своей самоуверенности и бешено трахать его у первой попавшейся стены, пока им обоим не полегчает...
Во всём не полегчает, чёрт.
Нет, это не выход.
Мерить шагами комнату - тоже плохая идея. Так же, как и плюхнуться на кровать, чтобы прекратить ходьбу. Бить подушку - тоже плохая идея. Зарыться в неё лицом и глубоко вдыхать оставшийся на ней запах до полной, мать его, гипервентиляции, как какой-то одержимый псих? Плохая идея. И ощущать в груди э... всякую намешанную дрянь - нет, это уж точно плохая идея.
Рё исчерпал все идеи.
Он лежал на кровати, неподвижный и напряженный.
Ничего не ожидая - самый невыносимый вид бездействия.
Свет он так и не включил.
Пока он перебирал идеи, за окном стемнело, и естественно, внутри тоже стало темно.
Шарик дурацкой дряни, которого там вообще изначально не было, не увеличивался.
Прямо под окном его старые приятели-панки просто так, от нечего делать приставали и запугивали прохожих. В целом, им, кажется, было не очень-то и весело: из-за внезапно похолодавших ночей стало сложнее оставаться настоящим уличным панком. Но шум был такой, как будто они по-прежнему были вместе, и в горе, и в радости, стая, объединившаяся против остального мира, притворяющегося нормальными людьми.
Застывший Рё, напротив, чувствовал себя одиноким.
Да он таким и был.
Обычно одиночество не слишком донимало его - наоборот, обычно он радостно встречал любую возможность заняться некоторым (как правило, необъективным, знал он за собой такой грешок) самоанализом.
Но сегодня одиночество заставило Рё размышлять о его собственной стае, о его собственной ватаге друзей, оставленной дома.
Внезапно он понял, как их ему не хватает.
А потом, в свете этого осознания пришло ещё одно, изумившее его: до сих пор Рё не скучал по ним по-настоящему с того самого времени, как прибыл во Францию примерно месяц назад.
Он решил, что для скуки до сих пор просто не было места в этой маленькой комнатке, при его вездесущности, когда каждый сантиметр всегда пропитан его проклятым запахом.
Запах ощущался до сих пор, как раз достаточный, чтобы заметить его отсутствие.
Как только он это понял, Рё почувствовал себя ещё более одиноким.
Как будто он внезапно споткнулся о какую-то ерунду, но в результате катапультирован в одиночество.
Он чувствует...
Он не захотел задерживаться на мысли о том, что чувствует.
И на том, что чувствует он, тоже не захотел, но, увы - кажется, с этим ничего нельзя поделать.
Где его черти носят?
Он не мог не задаваться этим вопросом.
Где бы он ни был, оставались шансы, что он замёрзнет.
Если только не согреется где-то.
С кем-то.
Незначительное нечто в его груди не принимала серии отвратительных, скрученных, острых форм, потому что с чего бы, она ж не существует, ну да.
На улице сплоченные панки орали. И свистели. Насмехаясь. За исключением нескольких из них, которым не удавалось получать чистое удовольствие от звука, перерастающего в предположительно унижающий.
Даже в лае их свирепых псов слышался этот похотливый звук.
Эта реакция.
На самом деле это универсальная реакция.
Которую Рё слиииишком хорошо знал на личном опыте.
Несуществующий шарик дряни в груди Рё внезапно превзошел все допустимые размеры.
Тут.
Вот он.
Будет.
Через минуту.
Лечь в постель и сделать вид, что спит, чтобы избежать стычки? Рё совершенно не грела эта идея.
Ни в коем случае. Это не в его стиле. Нишикидо Рё встретится лицом к лицу с дрянью, даже такой несуществующей, как эта, которая не растекается сейчас в его груди. Он смотрит жизни в лицо. Вот его стиль. Он перекинул ноги через край кровати, встал и выпрямился, полный бравады, в тёмной комнате.
И тут как раз звякнул лифт, остановившись на их этаже.
Где? Слово прорезало его мысли. Где ты был? С кем?
Вот что он хотел знать.
С кем, твою мать?
В замке повернулся ключ.
Свет!
На пороге, похожий на тень привидения маленькой птички-невесты, стоял он.
Каме.
И увидев его, Рё вдруг прямо выпалил: «Прости», неожиданно для себя, необычно.
Он просил прощения так, как большинство людей наносят удар.
Но просил.
Правда, Каме, кажется, не услышал.
И тот поразительный факт, что Нишикидо Рё только что попросил прощения, совершенно не поразил его.
Нет, он просто позволил вороху блестящих пакетов, висевших у него на руке, съехать на пол возле двери и, будто продолжая то же движение, проскользнул через комнату в ванную, даже мельком не глянув в сторону Рё, и бесшумно закрыл за собой дверь.
Почему-то идея войти вслед за ним и трахать, пока им обоим не полегчает, по-прежнему казалась неподходящей - даже сейчас, когда Рё знал о том, где находится Каме, с точностью до метра.
Ему не хотелось открывать эту дверь.
Он не испытывал страха или каких-то подобных глупостей, просто потому, что Каме очевидно куксился, как ребёнок. Рё просто не хотелось за эту дверь. Он подумал, что и так уже приложил достаточно усилий за сегодняшний вечер.
Он даже извинился, мать его!
Рё снова опустился на край кровати.
Ничего не делая.
Очень весело.
Каме пришёл, а он продолжал ждать Каме.
- Грёбаная примадонна, - пробормотал он в сторону двери в ванную. - Не могу поверить, что ты отправился по магазинам.
Его голос звучал кисло. Внезапно тема его воодушевила.
- А вообще-то, могу.
Он глянул на кучу блестящих пакетов с какими-то спортивными брендами, брошенных возле двери, и завис между раздражением и забавностью данного факта.
Рё бросил на дверь взгляд, который должен был испепелить её.
Правда, эта сраная дверь оказалась чертовски невосприимчива, прекратив тем самым этот односторонний обмен взглядами с Каме.
Ну и нахрен. Рё знал, что хочет сделать с Каме, но пока совершенно не знал, что делать с собой.
Он больше не хотел ждать - Нишикидо Рё это всегда плохо удавалось, он был создан не для ожиданий.
Но пока Каме в душе - надо убить время (насмешливую птичку-невесту) - просчитал он.
Так, ладно, он тем временем может заняться планированием их сегодняшнего вечера.
Во-первых, пока не забыл, надо заказать ужин.
Ибо на Каме в этом вопросе никогда нельзя было рассчитывать.
Чем раньше они поедят, тем раньше смогут перейти к божественной ночи, ещё одной, и Каме сможет физически осознать, раз не хочет понять это на словах - замечательно, Рё это подходит. Чем меньше будет сентиментальных разговоров, тем лучше для Нишикидо, как заинтересованного лицу, на самом деле парень примет его извинения, никаких проблем.
Правда, насильственное кормление Каме для начала может быть забавным.
Возможно, даже необходимым.
Появившись на пороге, он выглядел хилым.
Ре снял трубку.
Несколько минут спустя осторожный стук во входную дверь застал его во время очередного визуального поединка с безмолвной дверью.
Он не расстроился, что его прервали.
На самом деле, он как раз начал проигрывать.
Рё беззаботно взял поднос у гостиничной мадам - всегда осуждающий вид, сжатые губы - и с кратким «спасибо» закрыл дверь пяткой прямо перед её носом, разлив при этом часть супа. Не такая уж и большая потеря. Он поставил поднос на стол и пренебрежительно потрогал разлитое пальцем. Уже холодный. Совсем. Будто специально. Никакого другого объяснения. Разве что кухня продувается так же, как и эта комната. В отеле наверняка не знают, что уже наступила зима.
По крайней мере, подумал Рё, ожидать, пока Каме закончит мыться, так же безнадёжно, как и того, что он будет с радостью потреблять эту гадость.
Суповый щербет вряд ли станет ещё холоднее.
Правда, надежды, что эта специфическая пища придётся Каме по душе, мало.
Но может, Каме захочется хотя бы ощутить вкус пресловутой настоящей французской кухни.
Вот всегда с ним такие сложности, и никогда нельзя предсказать, набросится он на что-то или нет.
Разве что куски жирного шоколадного торта с вишнями - сегодняшний десерт - Рё сразу вычеркнул.
Сегодня ему снова достанется двойной десерт.
Он съел уже столько десертов с тех пор, как они здесь оказались: свою порцию и порцию Каме. Не то, чтобы он возражал: он был обжорой, как настоящий рейнджер Эйто, правда в Канжанях за еду приходилось бороться. А Каме всегда просто позволял ему съедать всё без всяких возражений, нет, даже с благодарностью. Поэтому вместо ликования по поводу полученного в конечном итоге первого приза и победы над приятелем, который оказался никаким соперником, Рё чувствовал только смутное беспокойство, пока набивал свой желудок. Смутное беспокойство, связанное с запястьями и торчащими рёбрами Каме, которое возникает у него в последнее время так часто, что кажется, будто оно уже вросло в него.
Лучше он займётся выбором мороженого.
Как ни странно, Каме его ест.
Против холода в таком виде Рё не возражал.
Так, ладно.
Конечно, после душа Каме перестанет дуться и может даже захочет послизывать сладкую глазурь с пальцев Рё, откусить вишенку-другую у Рё изо рта...
Да, этим идеям не было конца.
Рё разрешил своему подавленному настроению немножко подняться.
Точно, горячая вода всегда расслабляла Каме, как ничто другое.
Если он, конечно, принимает горячий душ.
А Рё расслабит его еще больше.
Да, почему-то в последние дни он не хотел чересчур накручивать Каме. Сейчас у него редко появлялось то импульсивное желание задеть его за живое - его чувства находили выход через мириады других реакций Каме, и он хотел увидеть их сейчас.
Смешки и оргазмы Каме.
Они были очаровательны сами по себе.
Импульсивно Рё вскочил и выключил резкий верхний свет, оставив только лампу у кровати, залившую комнату несколько более мягким грязно-желтоватым светом.
Разве так не стало хоть немножко интимнее?
Рё остановился, полный дурацких мыслей.
Что дальше? Ну, давай, раз уж начал, почему бы не зажечь свечи или что-то типа такого?
Он пошёл и несколько раздраженно снова включил верхний свет.
Затем, злясь на себя, но не в силах с этим совладать, он подошёл к двери в ванную и прислушался.
Так вышло, что Каме распахнул её именно в этот момент.
Чёрт, чёрт, чёрт.